Архитектура для парадов: Красная площадь, которая могла быть. Часть I

Недавно прошедший парад на Красной площади одарил всех зрителей не только зарядом державного оптимизма и официозной бодрости, но и великолепными кадрами Красной площади. Кажется, что она была такой всегда. Но на самом дел, это просто иллюзия исторической памяти. Ансамбль Красной площади неоднократно пополнялся новыми элементами и терял старые. Но в 30-50-е гг. ее облик мог измениться радикально. Редакция Arendator.ru рассказывает о несостоявшейся архитектуре победоносного социализма.

До революции Красная площадь воспринималась совершенно не так, как в наши дни. Над ней не тяготел сакральный государственнический пафос. Как, в сущности, и над Кремлем – вход в него был совершенно свободным. По воспоминаниям великой княгини Марии Павловны (двоюродной сестры последнего государя), когда прогремел взрыв бомбы, убившей ее дядю великого князя Сергея Александровича, сквер перед Малым Николаевским дворцом очень быстро стал «черен от народа». Сегодня невозможно даже представить, чтобы внутри Кремля могла образоваться толпа из обычных московских прохожих.

Если на месте разрушенной Бастилии была установлена табличка с надписью «Здесь танцуют», то на Красной площади впору было ставить надпись «Здесь торгуют» (вернее, «Здѣсь торгуютъ», конечно же). На ее восточной стороне сформировался крупнейший кластер коммерческой недвижимости, который неоднократно реконструировался и расширялся. Он состоял из Верхних, Средних и Нижних торговых рядов. Над первыми и вторыми в конце XIX века работали топовые архитекторы русского модерна – Александр Померанцев и Роман Клейн. Для своего времени это были по-настоящему инновационные проекты, включавшие такие опции, как вентиляционные системы, грузовые лифты, электрическое освещение, центральное отопление. Нижние торговые ряды, занимавшие участок вдоль Москворецкой улицы, модернизировать не успели, и в итоге они не сохранились. Частично их территория вошла в парковую зону «Зарядье».

В начале XX века полки по Красной площади не ходили, зато по ней ходил трамвай, что возмущало значительную часть столичной общественности во главе с графиней Прасковьей Уваровой (прототип Кити Щербацкой из романа «Анна Каренина»). Сообществу искусствоведов и археологов удалось взять реванш в вопросе строительства метрополитена. Инженеры Кнорре и Балинский подготовили проект, согласно которому на Васильевском спуске должен быть построен центральный метровокзал – ажурное белое здание (сам Кремль тогда тоже белили) с многочисленными башенками в неорусском стиле. Московское археологическое общество подвергло инициативу самой жесткой критике: «Проект Кнорре и Балинского поражает дерзким посягательством на то, что в городе Москве дорого всем русским людям. Красная площадь и местность, прилегающая к Покровскому собору, обезображивается видом громадного центрального вокзала и примыкающих к нему путей». Люди, гневно писавшие это, даже не представляли, какие архитектурные эксперименты грозят Красной площади уже в самом скором времени.

Переехав в Кремль, советское правительство оказалось в довольно двусмысленном положении. Отвергая все ценности и символы старой России, оно обосновалось в резиденции, в которой все напоминало о прежних столетиях и прежних властителях. Поэтому сразу было очевидно, что Красную площадь и другие прилегающие к Кремлю локации ждут колоссальные перемены. И эти перемены не заставили себя долго ждать. Был казнен целый ряд исторических зданий: Казанский собор, Иверская часовня у Воскресенских ворот Китай-города, Спасская и Смоленская часовня у Спасских ворот Кремля, часовни Николая Чудотворца и Александра Невского у Никольских ворот, стрельница Тайнинской башни. Исчезла и нарядная Китайгородская стена.

Но, как гласит мудрая пословица, «свято место пусто не бывает». Первым архитектурным вкладом советской власти в новый ансамбль Красной площади стали мавзолей Ленина и некрополь у Кремлевской стены. Но останавливаться на этом не планировалось. Напротив, территория перед Кремлем должна была получить совершенно новый облик. Ключевая роль в этом отводилась гигантскому зданию Наркомата тяжелой промышленности. Откуда же могла взяться подходящая площадка для столь масштабного строительства? Чтобы высвободить необходимые четыре гектара земли, предполагалось снести Верхние торговые ряды (уже переименованные в ГУМ) – олицетворение буржуазной потребительской культуры.

Разработка проекта для здания Наркомтяжпрома стала одной из главных задач для всех ведущих архитекторов того времени. Каждый из них стремился воплотить свои идейные установки. Так, братья Веснины предлагали построить колоссальный стилобат с портиками и на нем разместить 32-этажный небоскреб «с вертикальным транспортом в центре». В сечении он должен был иметь форму звезды. Одним проектом Веснины не ограничились. В качестве альтернативного варианта выступил комплекс из четырех башен, соединенных высотными переходами. Они опирались на стилобат длиной во всю Красную площадь. Общая высота конструкции достигала бы 160 м – вдвое больше, чем у самой высокой из кремлевских башен – Троицкой. Собственно, четырехъярусная структура башен и была повторена в облике небоскребов. Фасад здания, по мысли проектировщиков, следовало подчеркнуть светом от мощных прожекторов, а пространство перед ним – украсить скульптурными группами на постаментах.

Пантелеймон Голосов, которому столица обязана зданием комбината газеты «Правда» (а еще он придумал мем «Новая Москва» до того, как это стало мейнстримом), представил монументальный и аскетичный проект, сочетавший горизонтальные и вертикальные объемы.

Автор грандиозного градостроительного плана «Новый Петербург», один из столпов архитектурной неоклассики Иван Фомин видел будущее здание наркомата в образе античного пантеона – «храма индустрии» с колоннами, полуколоннами, «пролетарскими ордерами», кессонами, барельефами и арками. Одну из арок Фомин планировал сделать по его собственному выражению «очень парадной», что должно было отражать преемственность с предыдущими поколениями застройки на Красной площади. Эта «очень парадная арка» разрывала бы торец здания, обращенный на площадь Свердлова (Театральную). Главный фасад конструировался таким образом, чтобы в пространстве между сводами оставалась видна главная советская «святыня» – мавзолей Ленина. В отличие от многих других своих коллег, Фомин проявил большую сдержанность в определении параметров высотности будущего здания Наркомтяжпрома. Поскольку зданию предполагалось придать замкнутую структуру, то архитектор-классицист постеснялся поднимать его объем выше 12-13 этажей. Исключение было сделано только для угловых башен. Они насчитывали по 24 этажа.

И, наконец, апостол авангарда Константин Мельников решил полностью удалить целый квартал исторической застройки в Китай-городе, проложить через него широкую трассу, соединившую бы Театральную площадь с набережной, а на освободившемся участке воздвигнуть предельно смелый административный комплекс с взмывающими вверх галереями и кольцевыми входными группами. По мысли Мельникова, новая архитектурная доминанта на Красной площади должна стилистически перекликаться с Дворцом Советов, который собирались строить на месте взорванного храма Христа Спасителя. Но архитектор-новатор уже тогда был в опале, и ему серьезно досталось за «формализм» и «утопичность».

Победителем архитектурного конкурса на лучший проект для штаб-квартиры Наркомтяжпрома признали Ивана Леонидова. Леонидов в пояснительной записке прямо указывал, что одна из главных функций Красной площади заключается в организации на ней парадов. Чтобы они выглядели более эффектно, площадь требовалось расчленить на две террасы, находящиеся в разных уровнях. Это позволило бы, по словам архитектора, пустить в одной плоскости танки, а в другой – кавалерию. Для самой же резиденции наркомата предлагалось невиданное в советской градостроительной практике решение – комплекс из трех башен. Одна задумывалась пространственной в плане, вторая – прямоугольной в плане со стеклянным верхом и подвесными террасами из нержавеющей стали, третья – круглой в плане, построенной из стеклянного кирпича. Последняя особенно интересна: Леонидов хотел оснастить ее фасад террасами-трибунами, которые ночью выделялись бы темными пятнами вместе с едва заметной сеткой конструкции на фоне светлого сияющего силуэта. По замыслу Леонидова, штаб-квартира Наркомтяжпрома должна была получить статус центрального здания в Москве и подчинить (он использовал именно этот глагол) архитектуру Кремля и Василия Блаженного.

Далеко не все архитекторы разделяли конструктивистские принципы. Аркадий Мордвинов, по проекту которого уже в 50-е гг. будет построена гостиница «Украина», придумал уничижительный термин «леонидовщина», под которым он понимал «мелкобуржуазное направление в архитектуре». В 1936 году (спустя два года после первого конкурса) Мордвинов выступил с собственным проектом здания Наркомтяжпрома. К тому времени техническое задание изменилось. Согласно утвержденному Генплану Москвы, стройка переносилась с Красной площади в Зарядье. Но это вовсе не означало, что Красную площадь оставили в покое. Как раз наоборот. В планировочной документации прямо утверждалось: «Со стороны Спасских и Никольских ворот Красная площадь увеличивается вдвое». Иными словами, Верхние торговые ряды и множество других построек были обречены. Постановление Моссовета не оставляло в этом никаких сомнений: «Территорию Китай-города освободить от существующей мелкой застройки, за исключением отдельных крупных сооружений, и вместо них построить несколько монументальных зданий государственного значения». Таким монументальным зданием и призван был стать комплекс Наркомата тяжелой промышленности в мордвиновском исполнении. Главное здание должно было подниматься на 25 этажей. Оно отводилось под главки, центральные учреждения, конференц-зал и большую столовую. В нижней части размещались паркинг и подсобные помещения. Главный корпус соединялся через вестибюль и арочные мосты-переходы с несколькими 20-этажными башнями, в которые переехали бы тресты. Причем каждому отделу предназначался отдельный этаж. Перед входом выстраивалась колоннада, которая служила постаментом для скульптур ударников-стахановцев, а также станков, машин и различных механизмов. Этот проект меньше всего напоминал офис административного учреждения. Он больше походил на святилище или дворец, предназначавшийся для тех, кто постоянно заявлял о своем неприятии святилищ и дворцов. «Нам хотелось отразить необычность и дерзновенность нашей социалистической эпохи, ее мощь и радость», – указали в сопроводительной записке Мордвинов и его соавторы.

В 1937 году умер (официально от инфаркта, но, по всей видимости, совершив самоубийство) Серго Оджоникидзе, нарком тяжелой промышленности и главный лоббист этой суперстройки. Наркомат был расформирован. Но от планов по кардинальной реконструкции Красной площади в советском правительстве все равно не стали отказываться. Разве что сменилась идеологическая парадигма: место культа индустриализации занял культ войны и победы. Ну, и культ самого товарища Сталина, конечно же. И Ленина за компанию. О самых интересных проектах 40-х и 50-х гг. наша редакция расскажет в следующем материале.